Ирина Низина: Моя жизнь совсем не похожа на театр

Случай перевернул всю ее жизнь. И хотя она сама приложила к этому событию немало усилий, все же долго не могла поверить, что станет актрисой. Но время самый строгий и справедливый судья. Сегодня актриса Российского академического Молодежного театра Ирина Низина играет в театре, снимается в кино и телесериалах, не отказывается и от фотосессий, ведь красивые женщины-актрисы по-прежнему большая редкость. В Молодежном театре ее роли и разнообразны, и не на шутку сложны. В спектаклях Алексея Бородина она играет Варю в «Вишневом саде» А.П. Чехова, Амалию Бежецкую в «Эрасте Фандорине» Б. Акунина, репетирует роль Мадам в «Алых парусах» А. Грина. В «Идиоте» по роману Ф.М. Достоевского режиссера Режиса Обадиа она выходит на сцену в роли Настасьи Филипповны. А в «Романе с кокаином» М. Агеева (режиссер О. Рыбкин) она – Соня. В «Самоубийце» Н. Эрдмана (режиссер В. Смехов) ей досталась Мария Лукьяновна. Любителям сериалов Низина запомнилась в роли очаровательной Жозефины («Адъютанты любви»), суровой, бескомпромиссной оперуполномоченной Дарьи Шевчук («Бешеная»), все знающей о жизни Инны («И все-таки я люблю»).

– Ирина, вы прекрасно танцуете, поете, умеете скакать верхом. Создается впечатление, что вы с детства готовились стать актрисой, но на самом деле все обстояло совсем иначе. Вы ведь даже не думали об этом…

– Действительно, не думала. Родилась я в городе Одессе, в хорошей семье. Мама и папа любили друг друга и, конечно же, когда родилась я, все силы бросили на то, чтобы их ребенок ни в чем не нуждался. Я была довольно домашней, окруженной заботой и вниманием семьи, но дома при этом не сидела – ходила в музыкальную школу, занималась теннисом, увлекалась лошадьми. Были и бальные танцы, и даже секция карате. Карате я занималась более серьезно. Мы сдавали на цветной пояс, занятия часто проходили на свежем воздухе, и от своего педагога Анжелы я узнала очень много интересного. И первые серьезные, можно даже сказать, философские размышления о жизни стали появляться у меня именно тогда, в результате этих занятий.

Так прошло мое детство. Хотя, конечно, был период, когда я попробовала вести совсем другой образ жизни, хотела связаться с компанией, где нецензурно выражались, курили и даже выпивали. Выпивать и ругаться я не стала, а вот курить попробовала. Но не пошло. Мое стремление попасть в круг этих ребят было очень простым. Дело в том, что мне нравился один парень, и я хотела ему соответствовать. Но лето закончилось, и я вернулась к своим секциям и кружкам. В последних классах параллельно со школой я училась в киношколе при Одесской киностудии. Там-то я и прикоснулась к будущей профессии. Но я об этом даже не догадывалась. Потому что собиралась поступать в консерваторию, куда меня серьезно готовили. Но вместо нее отправилась в Москву. Девчонки из киношколы меня подбили, и мы рванули в столицу. Так что решение приняла даже не я, а мои подруги по киношколе. Вчетвером мы и поехали в Москву, конечно, со сложностями со стороны родителей, которые никак не ожидали такого поворота событий. Приехали сюда, походили по турам, и я поняла, какой же все это ужас! Что я тут делаю?! Но случилось так, что прошла и во ВГИК, и в ГИТИС. Выбрала ГИТИС, тоже случайно. Стала учиться и вплоть до четвертого курса не понимала, буду ли я заниматься этой профессией, смогу ли. Или все же вернусь в Одессу…

– Чтобы поступить в театральный вуз, многие занимаются с педагогами, ребятам специально подбирают нужный репертуар. Вообще процесс подготовки занимает достаточно много времени. Неужели вы обошлись без чьей-либо помощи?

 – Я знала, что нужно читать прозу, басню и стихотворение. В запасе у меня произведений было мало. Потому что к поступлению я подошла крайне безответственно. Я ведь за компанию поехала… Я не была в московских театрах, не понимала, чем один театральный вуз отличается от другого, не знала ничего о педагогах, которые набирают курсы. Но, может быть, именно поэтому сам процесс поступления был для меня легким. Я читала и делала все так, как чувствовала, как понимала, не зная даже, подходит мне материал или нет. Помню, читала Зощенко, мне это нравилось, а потом мне педагоги сказали, что делать этого не надо, он мне не подходит. Когда поступила, то увидела, что ребята вокруг меня очень серьезно настроены. И меня это сильно пугало. Периодически возвращалась к мысли, что занимаю на курсе не свое место. Хотя, может быть, это были просто мои ощущения, ведь я была человеком некомпанейским. Наверное, если бы я тогда с первого раза не поступила, то на следующий год вряд ли предприняла бы еще одну попытку.

– Очень часто бывает, что вслед за везением приходят довольно трудные времена. Особенно для тех, кто, как и вы, «легко поступил» и мало знал о своей будущей профессии. Сложности возникли или продолжало везти?

– Конечно, возникли, еще какие… Мне тяжело давалось фехтование. И с мастерством, конечно, тоже были проблемы, наверное, как у всех. Первой ученицей на курсе я не была. Я многого не понимала, как и что делать. Мне не хватало опыта, потому что, например, мы делали этюды об отношениях двух людей, давно находящихся в браке. Мы ругались, выясняли отношения, а я даже не представляла себе, что это могут быть за ощущения. Мы брали высоко, а знаний жизни у нас не было. Сегодня я уверена, что сразу после школы в драматические артисты идти не стоит. Потому что для того, чтобы что-то сказать, нужен определенный жизненный опыт, даже в этюдах. Еще мы показывали животных. Животные были для меня ужасом! Я часами торчала в зоопарке и наблюдала, но ничего не получалось. И когда уже надо было показывать, то я натягивала на шею юбку, махала руками и показывала медузу, которая в финале этюда умирала. Почему? Отчего? Объяснить я не могла. У меня от самой себя все четыре года учебы был только ужас. Более или менее я что-то начала понимать, когда у меня появилась роль Ольги в «Днях нашей жизни» Л. Андреева. И только в процессе спектакля я начала постижение этой непонятной профессии.

– Когда же вы стали получать удовольствие оттого, что выходите на сцену?

– На самом деле это только мгновения, и мгновения эти есть у каждого, когда ты чувствуешь, что находишься на грани между собой и образом. Что владеешь ситуацией. Ты можешь вести сцену, действовать на партнеров, что-то, может быть, менять. Есть мгновения, когда чувствуешь зрительный зал, когда ты почти что полностью погружаешься в образ.

– После института вы сразу же попали в Российский Молодежный?

– Мы все показывались в разные театры. И постепенно Алексей Владимирович Бородин делал кому-то из нас предложение прийти в Молодежный театр. Я успела показаться в «Сатириконе» и в театре Станиславского. В последний меня брали, но за день до этого Бородин позвал меня в Молодежный. С девяносто седьмого я работаю здесь. Но паника, безусловно, была, честно говоря, не мной рожденная, а ситуацией. Я видела, как все мои однокурсники переживают, как волнуются, и мне это тоже передавалось.

– Вы пришли работать в Молодежный театр, к Алексею Владимировичу Бородину, вашему педагогу. Наверное, для начинающей актрисы это благо попасть под крыло к своему учителю?

– В этом есть свои плюсы и минусы. Конечно, ты знаешь человека, мы вместе с ним были четыре года, он твой педагог. Он дал тебе определенные навыки, он тебя знает и понимает, что ты можешь, а что – нет. Он более лояльно к тебе относится. Но, с другой стороны, когда проходит время и ты уже живешь своей жизнью, ты уже не ученик, а работник театра, ты меняешься. А художественный руководитель, режиссер об этом ничего не знает. Потому что он думает о тебе как о той, прошлой. А у тебя уже все другое, другие возможности и невозможности. И в этом сложность.

– Обычно старшие коллеги принимают молодежь настороженно. Это было?

– У нас театр домашний, можно сказать, «парниковый». Мы были в театре со студенчества. Много занятий проходило в Молодежном театре, вместе с артистами. А вот на курсе у нас гладких отношений не было. Мы были довольно разрозненны, может быть потому, что были слишком разными. Так что когда пришло время вливаться в коллектив, то ничего страшного в этом не было.

– Какие впечатления у вас остались от первого выхода на сцену, от первой роли?

– На сцену я вышла в роли Снегурочки Островского. Был у нас такой этнический спектакль с песнями, танцами. И конечно, когда я сегодня его пересматриваю в записи, потому что он уже не идет, все это кажется мне кошмарным. С одной стороны, конечно, хорошо, когда ты молод, наивен. А с другой, – ты совершенно ничего не умеешь. И сегодня я бы сыграла Снегурочку совершенно иначе. Но твой внешний вид, и возраст, и глаз, и, самое главное, нутро не дают тебе такой возможности. Джульетту хорошо бы играть, когда в тебе уже есть определенная глубина, мастерство, но при этом так нужны еще и юность и чистота. Как это совместить?!

– Вы заговорили о переменах, которые неизбежно происходят с актером, с человеком вообще. Ваша профессия накладывает отпечаток на вашу жизнь, как-то меняет вас?

– Нет, так не могу сказать. Меня меняют не профессия или роли. Хотя когда читаешь материал, то мысли по поводу твоей конкретной жизни или жизни человека вообще – возникают. Но меня меняют люди, с которыми я работаю, меняют их истории, их судьбы, их поступки. Вот через эту призму я часто смотрю на себя. Я могу учитывать опыт других людей, чтобы не совершать ошибок. Но все равно все мои ошибки остаются при мне. А какие-то правильные вещи, которых мне, к примеру, недостает, я стараюсь брать от других. Есть такие люди в нашем театре, их мало, которым я в некоторых их чертах хотела бы соответствовать.

– Вы сказали, что учитываете опыт других, а к их мнению вы прислушиваетесь?

– Конечно, прислушиваюсь. Мнение других людей имеет для меня значение. Часто бывает, что на сцене ты чувствуешь одно, а из зала человек считывает совершенно другое. Кажется, что сегодня ты в этой сцене что-то нашел, а потом оказывается, что ты ушел совершенно в другую сторону. Я прислушиваюсь и анализирую, почему не произошло это самое наложение, почему мое самоощущение не соответствует тому, что увидел сидящий в зрительном зале.

– Есть роли, которыми артисты особенно дорожат. Как правило, их немного. В вашей биографии уже есть такие работы?

– В разные периоды времени они у меня разные. Наверное, сегодня это Настасья Филипповна из «Идиота» Достоевского, которая давалась мне «кроваво».

– А вы свою героиню понимае­те? Не профессионально, а по-че­ло­вечески?

– Я не могу сказать, что понимаю ее. Раньше думала, что понимаю. Конечно, есть в ней и то, что созвучно лично мне, но сказать, что я понимаю ее до конца, я не осмелилась бы.

Дорожу ролью Сони в «Романе с кокаином». Для меня эта постановка является очень интересным, хотя и сложным спектаклем. Иногда во мне возникает «не та волна», и приходится работать на технике. А этого мало и недостаточно для «Романа» и роли Сони. Но когда все получается, то я наслаждаюсь и атмосферой этого спектакля, и его какой-то необъяснимой бесшабашностью.

– Ирина, вы актриса, востребованная телевидением. Сни­мались в сериалах «Адъютанты любви», «Адвокат», «Бешеная», «И все-таки я люблю». Кроме популярности и денег, чем еще хороша работа в таких проектах?

– В первую очередь это опыт, опыт умения себя мобилизовать, не расхолаживаться. Это опыт работы в производстве, в котором за короткое время надо что-то суметь сыграть. В сериалах, к сожалению, нет времени вникать в роли. Но общение с другими людьми и другой командой помогает приобретать новые при­емы в профессии. А это, в свою очередь, помогает и работе в театре. Ты быстрее начинаешь осваивать материал, долго не раскачиваешься, быстрее схватываешь главное.

– Наверняка вам приходилось участвовать в кастингах. Насколько легко вы соглашаетесь на пробы в кино и сериалах?

– Я нормально отношусь к кастингам. Особенно если это проба для кино и режиссер заинтересован не только в том, чтобы побыстрее запустить фильм, а еще и намерен осуществить тот замысел, который у него возник. Тогда у кастинга совсем другой уровень. Бывает, что даже один разговор с режиссером на кастинге приносит свои плоды. И ты сразу понимаешь, сможете вы работать вместе или нет. Я до сих пор помню, как была на пробах у Вадима Абдрашитова, когда он начинал работу над картиной «Магнитные бури». Меня не утвердили, но сами пробы были событием.

– Считаете ли вы актерский труд тяжелым или относите его к разряду приятных удовольствий?

– Он тяжел душевными муками. Тяжел тем, что ты пытаешься внедриться в персонаж, а тебе это не всегда удается. Ты что-то делаешь не так, чего-то не понимаешь. И если к премьере оказываешься все на той же исходной точке, то на сцену можно не выходить. Но надо, потому что зрители уже купили билеты. Тяжел он еще и нетворческими проблемами. Ведь что бы у тебя ни произошло в жизни, как бы плохо ты себя ни чувствовал, ты все равно должен прийти в театр, потому что у тебя спектакль, потому что нельзя подвести партнеров. Если у тебя температура, если нет голоса, если болит нога, ты не имеешь права взять больничный. В этом смысле профессия, конечно, жертвенная. Но я по-разному отвечаю на этот вопрос, потому что он зависит от графика моей работы. Если у меня утром репетиции, днем съемки, вечером спектакль, ночью опять съемки, то тогда актерский труд кажется очень тяжелым. Просто потому, что ты страшно устал физически. А когда график не такой плотный и есть возможность нормально работать и нормально отдыхать, то профессия не кажется такой уж тяжелой. И потом радость приносит результат – удачный спектакль, после которого думаешь, что все хорошо.

– У вас есть профессиональные проблемы или сложности, решение которых для вас мучительно?

– Есть. Сложности возникают, когда понимаешь, что надо делать так, а твои партнеры и режиссер с этим не согласны. И ты осознаешь, что если пойдешь против себя, сделаешь «правильно», то это будет никак. А если будет «неправильно», но интересно, так, как ты задумал, то ты будешь в контрах со всеми. И выхода, компромисса в таких ситуациях нет. Либо ты соглашаешься и ломаешь себя, либо делаешь по-своему.

– Когда заканчиваются напряженные летние съемки, а репетиции в театре не набрали полную силу, вас не пугает возникающее свободное время? Некоторые ваши коллеги болезненно переживают отсутствие напряженного графика работы…

– К свободному времени я очень даже хорошо отношусь, потому что понимаю, если я сейчас не репетирую и не снимаюсь, то могу сделать все, что не успела, – заняться спортом, сходить в театр, в кино, посмотреть на работы своих коллег. Любая выставка, любая прочитанная книга – все это идет в профессиональную копилку.

– В начале нашей беседы вы сказали, что в театре есть люди, некоторым качествам которых вы бы хотели соответствовать. А есть в актерах качества, которые для вас абсолютно неприемлемы?

 – Я не люблю в актерах не какие-то актерские качества, а человеческие, такие, как подлость, хитрость, лицемерие, подобострастие. Не люблю, когда человек притворяется наивным, хотя все прекрасно понимает. Такой способ продвижения мне неприятен. Меня это раздражает, и для этих людей я закрыта.

– Каждый актер сталкивается с ситуацией, когда ему приходится отказываться от той или иной роли, предложенной режиссером. Думаю, и вам приходилось говорить «нет». С чем это связано?

– Мне важно, чтобы был интересный материал. И если я себя в этой роли не вижу, то отказываюсь. Просто понимаю, что ничего интересного и нового в этой роли я зрителям не скажу. Мое пребывание на сцене будет бесполезным, а мне бы этого не хотелось. И мое присутствие в этой пьесе будет для всех остальных только обузой. Ролью надо «заболеть». Если этого не происходит, то ничего хорошего не получится. А если случается так, что режиссер все-таки настаивает на моем участии, то внутри меня происходит какая-то ломка. Хотя надо заметить, что редко, но случаются такие вещи, когда поначалу роль не нравится, а потом она увлекает.

– Как вы думаете, исполнение «маленьких ролей», эпизодов способствуют профессиональному росту актера?

– Думаю, что на маленьких ролях вырасти можно, конечно с учетом того, какие это маленькие роли. Есть яркие, хорошо выписанные роли, в которых понятно, зачем ты выходишь на сцену. А есть такие, которые служат лишь фоном для главного героя. Я не отношу себя к тем замечательным актерам, которые каждую маленькую роль могут сделать «вкусно». Я так не умею. Но знаю актеров, которые блистают в эпизодах.

– У актрисы Ирины Низиной есть профессиональные мечты?

– Раньше были, а сейчас нет. Хочется, чтобы мои роли приходили ко мне вовремя. И я бы им соответствовала. А желаний сыграть конкретно ту или иную роль у меня пока нет. Раньше я очень хотела сыграть Нину Заречную в чеховской «Чайке». А сейчас она мне не интересна. Потому что я ее поняла, пережила и отпустила. У меня такое ощущение, что я все про нее знаю. И я не смогла бы заинтересоваться жизнью и судьбой этого персонажа.

– Если вы все про эту героиню поняли, то как относитесь к ее словам о том, что смысл актерской профессии в том, чтобы «нести свой крест и веровать»?

– Это очень хорошая, правильная мысль для любого артиста – «неси свой крест и веруй…» С ней надо жить. К ней надо стремиться. Но мне кажется, что я бы так не смогла. Это очень сложно, почти невозможно. Это надо быть очень сильным человеком. И если такие люди есть, то их единицы.

– Что для вас сегодня на первом месте – театр или жизнь?

– Конечно, жизнь. Но когда есть роли, то я ими «заболеваю», все мои мысли заняты только театром. Он стоит на первом месте, ты им живешь. Но это только периоды, и они заканчиваются. И наступает моя жизнь, а она совсем не похожа на театр…

Редакция журнала "Театральная Афиша"
Пишите нам: afisha@teatr.ru

главная страница | Реклама на сайте | театральный клуб | третий звонок | рекомендуем спектакли | ссылки | журнал