В каких только видах не воплощали пьесы нашего великого драматурга Александра Островского современные режиссеры, какие только смыслы не находили, до каких глубин не докапывались. После иных постановок я искренне жалела Александра Николаевича и надеялась, что нет связи между тем миром и этим, и Островский не видит сих спектаклей. Хотя, наверное, если бы увидел, то не узнал бы своих пьес. Казалось бы, «БЕСприданницу», поставленную Евгением Марчелли в театре Моссовета, можно смело поставить в этот ряд, – ан нет, не ставится, не встраивается, выпирает во все стороны, захватывая зрителей мощным потоком переплетенных судеб. Захватывает с первых же минут и не отпускает до финала. Казалось бы, зрители должны скучать. Сценография спектакля абсолютно минималистична – голые мрачные стены создают ощущение тюрьмы. В тюрьме существуют герои «БЕСприданницы», но у каждого своя камера, свой срок. Спектакль сопровождает непривычная, почти звенящая тишина. Никакого, хотя бы минимального музыкального сопровождения, никакой подзвучки – лишь стук каблуков, звон посуды, грохот сдвигаемой мебели. Да какая там мебель – пять столов, да десять стульев. И это пустое, лысое пространство отдано людям, персонажам Островского, актерам театра Моссовета. В результате каждый жест, каждое движение и интонация не остаются незамеченными, они приобретают вселенскую значимость и не дают возможности зрителю отвлечься, задуматься о личном. Название спектакля театра Моссовета «БЕСприданница» эпатирует тремя заглавными буквами, обещая вывести нечто бесовское на сцену. Но бесы внутри нас. Они вырываются в редкие секунды отчаяния, как вырывается дикий крик из груди Ларисы. Крик, вопль, рычание вместо ожидаемого романса. Спектакль временами замирает в непозволительно длинных паузах, но и тогда уверенно держит зрителей внутри себя. Лишь яркие пятна костюмов раздражают взгляд. Лариса самоутверждается, меняя вызывающие платья на еще более вызывающий купальник и болотные сапоги. Карандышев самоутверждается, облачаясь в розовый костюм. Робинзон самоутверждается, щеголяя в красных ботинках. Харита Игнатьевна пытается ярким платьем заслонить следы увядания. Даже кравец Паратов самоутверждается, морально мучая Ларису. Лишь купцы-миллионеры, казалось бы, самодостаточны, но и они заключены в тюрьму неписанных правил. Спектакль, поставленный Марчелли, существует на грани фола, балансирует на лезвии бритвы благодаря великолепному актерскому ансамблю. На изнанке этой вышивки нет узелков. И не сразу узнаваемый «Мохнатый шмель» в регги-версия группы Bro Sound замыкает виток спирали отсылая зрителей к сладкому Рязановскому фильму.
|