Не вы выбираете этот спектакль – он сам выбирает вас. Длинно, скучно, непонятно? Уйдите в антракте, вы ему не подходите. Завлекательной истории о том, как римский цезарь и лидер нации Калигула грабил, издевался, развратничал и убивал, не будет. Ни намеков с многозначительным подмигиванием, ни смачных картин разврата. Но не пожалейте денег, сядьте поближе, чтоб видеть глаза, отдайтесь зрелищу доверчиво – и вас захватит трагически страстное биение мысли.
Пьеса «Калигула» написана Альбером Камю, шагнувшим в литературу под знаком отчаяния, в возрасте 25 лет. По сути, это разложенный на голоса философский трактат о том, что жизнь бессмысленна, а небо пусто. Утонченный герой, ровесник автора, после внезапной смерти сестры-любовницы Друзиллы вдруг понял: все умрем! И взбунтовался. Желая доказать, что нет над ним власти ни на земле, ни на небе, он замыслил немыслимое: встать над судьбой, стать судьбой, сжать в кулаке чужие жизни, убивать без разбора друзей и врагов, наконец, самому назначить час своей кончины, самоубиться, сдавшись заговорщикам... Молодой автор пьесы последовательно ведет героя в царство абсолютной свободы, но завершает несколько пародийно: перебив все окружение, Калигула перед смертью вдруг признает, что был неправ, его свобода – не та свобода. Поскольку остается неясным, из чего вытекло это признание, финальный тезис обрушивает всю цепочку предшествующих умозаключений.
Режиссер Эймунтас Някрошюс по-своему разрешает противоречие пьесы Камю. Его Калигула в исполнении Евгения Миронова – не юнец, в бреду гордыни возжелавший луну с неба. Он тоже бредит луной, но по-другому. Евгений Миронов играет муку власти. Участь властителя – выжечь в себе все человеческое, поскольку человек привязан к теплу, любви, покою, поэтому зависим. Правитель должен оборвать все связи души – и Калигула с умышленной жестокостью убивает отца своего друга и возлюбленного – поэта Сципиона (замечательная работа Евгения Ткачука), окружает себя сворой вцепившихся в трон ничтожеств, поощряет карманную оппозицию (заговорщик Керея зло и тонко сыгран Алексеем Девотченко). Но все запретное – нежность, трепет, воспоминания – неотступно преследует Калигулу-Миронова призраком босоногой Друзиллы, птахой порхающей среди серого шифера, символизирующего обиталище власти (с виду твердый, а булыжник потяжелее – и разлетится вдрызг). Это запретное – и есть «луна», к которой помимо воли стремится душа цезаря.
Крах маниакальной идеи власти готовится исподволь. Калигула мечется между необходимостью оторвать от себя прошлое – и невозможностью сделать это. Постановщик выстраивает череду сцен - «уходы» героя к себе прежнему и последующие неотвратимые «возвраты». Эти сцены сыграны на пике подлинного драматизма. Вот Сципион, еще недавно бесшабашно юный, но словно окаменевший после гибели отца, читает по приказу цезаря стихи – Калигула внимает, подсказывает рифму, увлекается, забывает о мучительном бремени власти: как будто вдруг открылся шлюз и в больную душу бальзамом хлынула поэзия. Друзья хохочут, носятся по сцене, дурашливо, как прежде, тузят друг друга – как просто быть счастливым! Тем тяжелей Калигуле «возврат».
Последняя привязанность – Цезония, когда-то наложница, теперь верная подруга. Мария Миронова играет разлюбленную, но тем отчаянней любящую женщину, которую иссушает и корежит полное подчинение воле безумца. Чувственно нежная натура на глазах мертвеет. Перед тем, как убить, Калигула берет Цезонию за руку, и они «уходят»: груда булыжников на авансцене превращается в каменистое дно журчащего, искрящегося на солнце ручья, по нему в истоме бредут он и она. Тихо, тепло, щебечут птицы… Калигула укладывает Цезонию на землю, ложится сам, прильнув головой к ее шее, и, пока судороги любимой не прекратятся, затылком вдавливает ей горло. На прощанье целует – через камень: другого уже не дано. И долго стоит в оцепененьи, лишь кисти рук на черном фоне одеянья едва заметно подрагивают, повторяя странное, похожее на взмахи крыл движенье. Образ птицы проходит через весь спектакль – порхает голубкой Друзилла, Цезония вдруг издает хриплый, похожий на воронье карканье крик и т.п., но разгадывать эти знаки – ошибка: построения Някрошюса не банальный кроссворд, их нельзя объяснить, можно только почувствовать по ассоциации, так, птица – полет, гнездо, небо, свобода и прочее, неформулируемое, но понятное.
Перед концом беспредельно преданный Геликон (Игорь Гордин замечательно играет единственную здесь свободную личность – преданность освобождает) наконец приносит Калигуле «луну» - свернувшуюся в уютный калачик Друзиллу. Но «луна» уже не нужна императору, она не беспокоит мертвых.
Евгений Миронов играет так, что ясно: он, как и герой, ходит по самому по краю. Чего стоит хотя бы опасный трюк, проделанный им трижды: стоя у рампы лицом в зал, актер вдруг стремительно, не оборачиваясь, не отрывая глаз от зала, задом наперед бежит в глубину сцены – не пятится, а мчится! – и на большой скорости спиной влетает в узкий проем арки из шифера, рискуя, чуть не рассчитав, расшибиться о стойку арки (ой, не дай Бог!). Зачем так рисковать? Затем, что он не в бирюльки играет. Его игра опасна, сродни исповеди. Точно выполняя режиссерский рисунок, Евгений Миронов – такова уж его актерская природа – выволакивает на всеобщее обозрение собственный опыт человека, наделенного властью и приближенного к власти. А все, что видит, актер Миронов по свойству своего дарования впитывает и отражает. Но поскольку муки его императора столь громадны и неподдельны, метания так трагичны и оправданны, ты против воли ловишь себя на мысли, что хочется как-то войти в положение и даже, пожалуй, чуть-чуть пожалеть тех, кто правит нами сегодня.