Мысль о неизменности человеческой природы не нова. Не нов и художественный прием, избранный театром для сценической иллюстрации этой и впрямь безусловной истины. В спектакле ермоловцев шекспировские герои, ненадолго задержавшись в своем времени, в каждой новой сцене перемещаются в следующее, добираясь в конце концов до наших дней. И если начинается известная история о разлученных кораблекрушением близнецах в эпохе Возрождения, то все дальнейшие приключения переодевшейся в Цезарио Виолы и других персонажей пьесы переносятся из века XVII в XVIII, из XIX в XX... За камзолами, фижмами и напудренными париками вполне предсказуемо следуют цилиндры, фраки и кринолины, а за изысканными платьями и широкополыми шляпами – сдержанно строгие силуэты, обезличивающий стиль унисекс и, наконец, сегодняшнее причудливое смешение напыщенного гламура с откровенной неряшливостью. Костюмы узнаваемо точны и иронично театральны, однако порой их демонстрация становится похожей на некое самодостаточное дефиле. Ведь далеко не всем актерам, преодолевая закономерное сопротивление текста, одинаково удается оправдать столь частую смену туалетов. Между тем, если человеческая природа действительно мало меняется с течением лет, то ее внешние проявления не могут оставаться абсолютно одинаковыми на протяжении веков. Правда, есть в спектакле и герой, чей современный костюм, за исключением отдельных аксессуаров, вполне оправданно остается тем же. Шут Владимира Андреева, сохраняя ироничность, обаяние и веселый нрав, одновременно превращается в некоего посланника вечности – несуетного наблюдателя и благородного мудреца, из уст которого помимо текста роли звучат и сонеты Шекспира, и песни на стихи Владислава Старчинского. Этот негромкий напев о беспечности людей, в повседневной суете все так же забывающих о вечных ценностях жизни, убеждает сильнее, чем красочно-пышное действо.

Режиссер С. Голомазов. Художник С. Бенедиктов. Художник по костюмам В. Сев­рюкова. Композитор А. Кремер. Балетмейстер Н. Гаранина.