Под стремительный вальс кружатся ажурные решетчатые стены с уцелевшими фрагментами старинной лепнины. Они столь же изысканно изящны, сколь хрупки, как и сама жизнь, которая еще бьет ключом в обычном старом доме. Его обитатели любят и ненавидят, мечтают и страдают, ищут вечный смысл бытия и решают элементарные бытовые проблемы, а в это время, совсем как по Чехову, рушатся их судьбы. Своеобразным зловещим фоном для истории первой полудетской любви становятся постоянные внутри- и межсемейные ссоры, а также назойливое вмешательство обделенного жизнью соседа. Энергия разрушения, порожденная  завистью и агрессивной ненавистью, болезненным комплексом неполноценности и жаждой реванша, способна разрушить не только человеческие чувства или стены старого дома, но и целые цивилизации. Во второй части спектакля вместо кружевных решеток возникает холодное каре из металлических конструкций, а зловеще зияющее пространство заполняют железные остовы пустых чемоданов. Дома уже нет, хотя домовладельцев достаточно. Улыбающихся юношей в очках и галстуках сменили безликие пришельцы в черной униформе с пластикой механических кукол, готовые служить новым хозяевам жизни. Пьеса, написанная несколько десятилетий назад, воспринимается не только как ностальгический экскурс в прошлое, но и как весьма жесткий и тревожный взгляд в будущее. Сентиментальность воспоминаний о милых подробностях ушедшей жизни соединяется в первом действии с трезвой ироничностью сегодняшнего взгляда на нее. Во второй части, где преобладает жесткая символика, история жизни людей, сосуществующих  в одном отдельно взятом доме, как бы переносится на жизнь общества в целом. Рушатся не только старые дома, на смену которым приходят железобетонные монстры многочисленных банков и казино, рушится вековая культурная традиция. И снова встает извечный российский вопрос: "Кто виноват?" Смутные времена, злой рок или сами люди?

Режиссер С. Врагова. Сценография и костюмы Л. Наголовой. Балетмейстер Т. Бо­рисова.