"Мистификация", по пьесе Нины Садур "Брат Чичиков", фантазии по мотивам поэмы Н.В. Гоголя "Мёртвые души". О "Мистификации" уже написали все кому не лень, и я, по всей видимости, принадлежу к их числу.
Спектакль задумывался ещё шесть лет назад, но репетиции шли вяло, правда, к дню назначенной премьеры - 10.01.1999 - их амплитуда качественно и количественно возросла, превратившись в единый, практически непрерываемый репетиционный процесс. Конечно, волноваться перед премьерой свойственно всем актёрам, но накануне премьеры "Мистификации" на исполнителя главной роли, актёра Дмитрия Певцова, напало не просто волнение, а самая глухая депрессия. "Спектакля нет", - обречённо говорил он за двадцать дней до премьеры, и репетировал, репетировал, репетировал...
И вот, как говорится в романах, назначенный день настал. Собравшаяся публика заняла места, согласно купленным билетам. Свет в зале погас, действие нового, не существовавшего никогда ранее в объективной реальности спектакля началось. Надо заметить, что личностные настроения Д.Певцова были абсолютно чужды вышедшему на сцену Павлу Ивановичу Чичикову.
Немного о самом спектакле, по моему глубокому убеждению, он не о "мёртвых душах", а о живых мертвецах. Переплывая в гондоле канал в Венеции, Павел Иванович Чичиков, сам того не очень желая и опасаясь, переплыл одновременно и Коцит, очутившись в результате Неизвестно Где, он приехал покупать мёртвые души туда, где живых душ не только никогда не было, но даже и быть не могло. А ведь как всё хорошо начиналось: Италия, Венецианский карнавал, плывет себе Николай Васильевич..., то есть я хотела сказать Павел Иванович, по Большому Каналу в гондоле (O, sole mio!) - кругом кипит Жизнь. И вдруг, откуда ни возьмись - панночка-утопленица, решила составить компанию Павлу Ивановичу. Разом потухло солнце над Большим Каналом, это и не Венеция вовсе, а чёрные холодные воды Коцита. "Поплыли, со мной, Павел Иванович, - воркует утопленница, - в Россию, там Великий Мор, мрут люди, а на их душах состояние можно сделать, а там, глядишь и жена будет, и детки." От утопленницы веет русалочьим холодом, она улыбается рыбьим ртом, и завлекает, завлекает за собой, всё дальше и дальше, в пучину, на тот берег, в царство вечно живых мертвых. Остановиться бы Павлу Ивановичу, но ведь больно уж хороша мечта, да и панночка хороша, только холодна. Страшно, но шанс разбогатеть, а там жена, детки - сын и две дочки или даже два сына и три дочки... И ведь покупать-то даже не людей приехал коллежский советник Павел Иванович Чичиков, а их души, мёртвые души.
Чудным звоном заливается колокольчик... Нет, это звонит погребальный колокол. Нет, это не может быть колокол, сюда не доходят звуки из мира живых, здесь стоит тишина, вечная, как в могиле. Единственный звук здесь - шарманка Ноздрёва, да и та играет мотив воздушной тревоги. Все погибли на войне. Когда она началась? С какой целью ведётся? Не важно. Главное, благодаря этой войне не прекращается приток новых мертвецов. Для списка Павла Ивановича. Да и каких мертвецов - хотите удостоверится в качестве товара? - пожалуйста - и Собакевич для наглядности предъявляет умерших, выволакивая их из углов и раскладывая на железных помостах, до жути напоминающих прозекторские столы.
Отправляясь в своё рискованное путешествие Павел Иванович упустил из виду главное: распоряжение мертвыми душами - это дело Нечистого, он в свою епархию никого не допускает, а тому, кто вздумал с ним тягаться за его добро приходится туго, ведь он Лукавый и в его царстве - его Закон: из страны мёртвых возврата нет. Вот и его подручные, все в черном, незримо ходят вокруг героев, занимаясь своим делом - они монтируют декорации, выстраивают обстоятельства, в которых героям существовать и из которых Павлу Ивановичу не вырваться..
Чичиков в "Мистификации" - не хрестоматийный "господин средней руки", это человек не столько обогащающийся покупкой чужих душ, сколько слепец, при каждой новой встрече с помещиками мёртвого царства теряющий часть собственной души, единственной живой субстанции среди всей этой мертвечины. Прозрение наступает внезапно, оно подспудно назревало с самого начала, от недоумения и лёгкого беспокойства, к непонятной тревоге, плохо скрываемому страху, ужасу и гибели - Колесо Судьбы провернулось (Как говориться, ставки сделаны, ставок больше нет), неумолимые жернова Мельниц Богов перемололи ещё одну неприкаянную жизнь - жизнь коллежского советника Павла Ивановича Чичикова.
"В понятие крупный актёр обязательно входит способность играть с ощущением перспективы, - замечал известный режиссер А. Эфрос, - Ощущение движения придаёт игре экономность, а она в свою очередь рождает ясность рисунка. Каждый момент - это движение к крупной цели. Самую сложную перспективу нужно научиться преодолевать с лёгкостью." Надо сказать, что Д. Певцову это удаётся: за спектакль он проводит своего Чичикова от несложного решения поехать в Россию "делать деньги" на мёртвых душах до окончательной гибели, осознанной и потому мучительной.
"Сначала я не понимала, что такое Певцов в роли Чичикова, - сказала Н.Садур в одном из интервью, - Посмотрев спектакль я увидела, что это очень даже здорово. В нём есть какая-то жертвенность, он как саламандра, сдирает с себя кожу, отдаваясь игре..." Здесь даже неуместно слово "игра", потому что это уже не игра - это жизнь, там, на сцене, в мире спектакля, в нереальных, но таких жутких обстоятельствах. Le theatre n'est pas sans conventions - театр невозможен без условностей - там нет вещей, а есть декорации, нет одежды, а есть костюмы, нет предметов, а есть реквизит, нет стихий, а есть спецэффекты; казалось бы, таким образом, в театре условно всё. Однако, есть (или, по крайней мере должно быть) нечто, что не условно, не умозрительно, не сюрреалистично, не призрачно и не просто кажется - это актёрская игра, потому что во всей этой бутафории, среди всей этой театральности (в не очень хорошем смысле) только актёр и является настоящим. Правда, только при условии, если он играет так, что мы, зрители, видим не его игру, а жизнь персонажа. Если такое случается, то зритель каким-то непостижимым образом переносится в мир спектакля - что это, массовый гипноз, виртуальная реальность, или полумифический катарсис - называйте, как хотите, но эта вторая реальность вырабатывается именно актёром (наступает такой момент, когда уже ни режиссёр, ни сценография, ни костюмы, ни что бы то ни было, уже не влияют на процесс спектакля, как те двигатели, которые, выведя ракету на траекторию, отпадают, а она победоносно продолжает свой полёт), актёром, который не "играет спектакль", а проживает жизнь. Не жизнь персонажа, а свою собственную, потому что в данном случае уже нет актёра, а есть Чичиков, Собакевич, Ноздрёв... Ради волшебной возможности генерировать подобное состояния катарсиса и существует Театр.
А.Бугрова